Сергей Готье: «Мы чемпионы мира по трансплантации сердца»

Сергей Готье: «Мы чемпионы мира по трансплантации сердца»

Главный трансплантолог России, первым совершивший ряд сложнейших операций по пересадке органов, первым начавший делать трансплантацию печени детям, Сергей Владимирович Готье дал эксклюзивное интервью главному редактору журнала «Современное здоровье» Ирине Добрецовой.

Фото предоставлено пресс-службой НМИЦ трансплантологии и искусственный органов им. академика В.И. Шумакова

О чем бы ни говорил легендарный трансплантолог Сергей Владимирович Готье — о сложных операциях, донорских программах или врачебной ответственности, разговор получается о том, что главной ценностью в этом мире во все времена и в любых обстоятельствах должна быть жизнь человека.

Сергей Владимирович Готье, директор НМИЦ трансплантологии и искусственных органов им. академика В.И. Шумакова, главный внештатный специалист трансплантолог Минздрава России, заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова, доктор медицинских наук, профессор, академик РАН, заслуженный врач РФ

Сергей Владимирович, Вы совершили не один прорыв в медицине, выполнили не одну сотню сложнейших и уникальных операций, первым в мире провели трансплантацию правой доли печени от живого родственного донора по своей уникальной методике. Вы первым стали делать трансплантацию печени детям в России и спасли множество жизней. Но медицина — не спорт и не искусство, где от твоих личных достижений и рекордов зависит только твой успех. В медицине любое открытие и любой прорыв — это достижение всего направления. Но кроме того серьезные операции связаны и с риском для жизни пациента. Как вам удавалось справляться со страхом неудачи? Как врачу и ученому, способному двигать науку вперед, воспитать уверенность в себе и не бояться рисковать?

Многое зависит от окружения — коллег, близких людей, которые знают, на что ты способен, а на что нет. Я всегда считался неплохим хирургом, который оперирует достаточно надежно и успешно и не делает глупостей во время операции. Это то, что требуется от нормального специалиста. Но иногда этот нормальный специалист перерастает свои возможности и ему хочется чего-то еще, он понимает, что данный уровень уже достигнут и пора переходить на новый. Именно так и было в моей судьбе в частности и в истории развития нашей отрасли в целом. Я начинал путь в Центре хирургии имени академика. Б.В. Петровского, где проработал 30 лет, оттуда все пошло. В мои обязанности входил определенный круг хирургической активности, который я полностью освоил, и мне хотелось чего-то нового, поэтому, когда представилась возможность освоения трансплантации печени, я с энтузиазмом за нее взялся. Так что изначально я не трансплантолог, а хирург, а хирургу всегда хочется сделать что-то эдакое, что до него не делали.

Это амбиции?

Конечно, тогда это были, прежде всего, амбиции, которые подкреплялись определенным уровнем мастерства и знаний. Не на ровном месте амбиции.

В общем, постепенно дело пошло. Мы начали делать трансплантацию печени, вскоре, в 1988 году, стали пересаживать и сердце в Центре хирургии. Валерий Иванович Шумаков в своем центре уже два года как начал трансплантацию сердца. Надо отдать ему должное, он никогда не узурпировал свое «право первой ночи», и мы получили не то чтобы помощь в проведении сложных операций по пересадке разных органов, но несопротивление.

Это даже важнее. Не надо нам помогать, просто не мешайте.

Наличие специалистов в Центре хирургии позволяло идти дальше. И мы начали делать большие и сложные операции: мной были проведены первые операции по резекции печени — это были взрослые с онкологическими поражениями, и многие из тех пациентов, которых я оперировал лет 30 назад, до сих пор живы и приезжают ко мне. Этот хирургический и организационный опыт дал возможность перейти к трансплантации органов детям. Раньше эти дети с родителями ездили в Бельгию, где им за приличные деньги выполняли операции, а сейчас уже много лет такие операции выполняются у нас в Москве. Тогда еще я понял, что навыки по операциям на печени у взрослых могут мне помочь при решении вопроса о трансплантации части печени от живого донора ребенку. В марте 1997 года мы сделали первую трансплантацию фрагмента печени от матери маленькой девочке. И дело пошло.

В случае с маленькими детьми было понятно, откуда взять орган — от родителей, которые готовы на все. Некоторые детей еще возили на трансплантацию в бельгийскую клинику Сен-Люк, которая какое-то время тянула одеяло на себя, понимая, что по сравнению с ними у нас маленький опыт. Тем не менее, по части детских операций мы быстро наверстали темп, и уже не было необходимости возить детей в Бельгию. Сейчас мы ежегодно выполняем в 5-6 раз больше трансплантаций печени детям, чем клиника Сен-Люк.

Но стоял вопрос о подростках и взрослых — донорства практически не было. Я сказал: давайте попробуем. И в ноябре 1997 года я впервые в мире сделал трансплантацию правой доли печени от живого донора 9-летнему мальчику, о чем потом делал доклад на конгрессе в Мадриде, и это вызвало огромный интерес мирового сообщества. Практически одновременно были сделаны такие операции в США и Японии.

Как показывает многолетний опыт, детям трансплантация от живого донора — это идеально. Донор легко переносит операцию, ребенку требуется маленькая часть печени, операция выполняется лапароскопически (без разрезов) и восстановление происходит быстро. Но взрослые – это другое дело. Тогда мы должны взять большой кусок – правая доля – это больше, чем половина печени, а оставить донору несколько меньше. Это обстоятельство наводит на мысль о том, что этот способ имеет ограниченное применение. Конечно, в данном случае донор переносит операцию хорошо, без последствий и реципиенту должно хватить этого куска для восстановления. Но все-таки… Необходимо развивать посмертное донорство. Я постоянно повторяю, что любая трансплантационная программа зависит от уровня развития посмертного донорства.

Как вы оцениваете уровень развития донорства в России?

В Москве очень хорошая донорская служба, которая работает профессионально. Благодаря этой службе, уровень донорства в Москве намного превышает среднеевропейский, обеспечивая нам возможность выполнять много трансплантаций взрослым и детям, жителям и Москвы, и всех регионов страны. 38 субъектов РФ развивают органное донорство и трансплантацию. Детей, которым нужна трансплантация органов, мы, в основном, оперируем в Москве, потому что не везде пока к этому готовы. Но операции у детей выполняются и в других городах: в Санкт-Петербурге, Новосибирске, Волгоградской области, Иркутске, Казани и т.д.

Сколько детских операций по трансплантации органов проводится ежегодно в Центре им. Шумакова?

После того как меня назначили директором Центра трансплантологии имени В.И. Шумакова, я стал в его стенах не только продвигать уже существующие программы, но и внедрять программу трансплантации печени детям. Сейчас мы ежегодно пересаживаем детям более 60 почек, делаем около 120 трансплантаций печени и более 15 — сердца, а также пересаживаем легкие. Часть печени и почка детям чаще всего пересаживается от родственного донора, причем это должен быть кровный родственник независимо от степени родства. Такие операции в нашем учреждении выполняются, в том числе, детям первых месяцев жизни с малой массой тела.

А можно ли пересадить орган ребенку от умершего ребенка?

Детское посмертное донорство — достаточно редкое явление во всем мире, но есть страны, где это применяется: там в порядке вещей считать, что умерший ребенок может быть донором, и не для кого это не «ах». У нас, при наличии всех узаконивающих эту ситуацию документов, понимания среди коллег, которые должны поставить диагноз смерти мозга умершему ребенку, нет. Поэтому мы не имеем возможности использовать детские сердца. Может быть, когда-нибудь отношение изменится. Я понимаю, что это щепетильно и детским реаниматологам не хочется спрашивать убитых горем родителей, потому что детское посмертное донорство возможно только с согласия родителей — таков закон.

Поэтому мы должны исходить из существующих реалий, и если мы понимаем, что ребенок такой маленький, что мы не можем физически предложить ему взрослое сердце, тогда мы предлагаем временную механическую поддержку в виде искусственного левого желудочка, который позволяет ребенку подрасти до соответствующих размеров. Этот искусственный орган помогает ему жить до тех пор, пока организм не окрепнет, чтобы пережить трансплантацию сердца.

Но вернемся к вопросу о поездке за границу за детским сердцем. Это, как оказалось, абсолютная ерунда, там тоже пересаживают от взрослых и не каждого ребенка смогут взять по физическим параметрам. Недавно мои сотрудники ездили в Индию, куда прежде наших детей отправляли на трансплантацию сердца. Да, там тоже от взрослых пересаживают, просто в Индии взрослые чаще бывают миниатюрными. Доктора осматривали нашу пациентку, чтобы определить, сможем ли мы ей здесь помочь, она уже больше четырех лет там прожила, и сейчас мы ее забираем, чтобы прооперировать у себя.

По вашему мнению, за последние 20 лет темп развития трансплантологии достаточно высокий?

Конечно, темп развития не такой, как хотелось бы, но все-таки мы движемся уверенно в этом направлении. Развитие трансплантологии зависит от возможностей донорства. Ведь сделать саму операцию по трансплантации — это вторая половина вопроса. А первая и главная — что пересаживать будем? Нет донорства — нет трансплантации. Что такое донорство? Это ответственность больниц, где люди иногда умирают, определить, может ли этот умерший человек быть донором. Таких навыков далеко не достаточно в стране, и то, что мы уже 15 лет работаем в этом направлении с регионами и постепенно достигаем охвата все большего количества регионов, — наша миссия. Потому что это очень сложно. Некоторые регионы сами просят помочь им развить донорство, но некоторые вообще об этом не думают. И что получается? Число людей, которым необходима трансплантация почки, стремительно растет, и, соответственно, стремительно растет диализ. Чтобы не дать человеку умереть, ему назначают диализ на постоянной основе.

Нельзя же долго быть на диализе?

Бывает, что человек десятки лет на диализе. Но диализ — достаточно тяжелое положение для этих людей. Конечно, хорошо, что диализ существует, он позволяет людям жить, между процедурами они могут даже работать или за грибами пойти. Но, например, женщина детородного возраста, находясь на диализе, с большим трудом может позволить себе выносить ребенка, а после трансплантации почки она родит, и не один раз. Сколько людей с пересаженными почками активно работают и даже профессионально занимаются спортом. Важен и экономический вопрос для государства: диализ — это более 1 млн 500 тыс. руб. ежегодно на каждого человека, и так много лет. А трансплантация почки — около одного миллиона, а дальше цена снижается, и фактически остаются небольшие суммы, которые государство выделяет лишь на снабжение реципиента лекарствами.

Так что здесь мы сталкиваемся, скорее, с нежеланием усложнить себе задачу для того, чтобы людям стало лучше.

Качество жизни — небо и земля. Но кто людям рассказывает о том, что такое донорство органов?

Вы правы, люди, зачастую, прежде всего не информированы. Например, у нас с вами презумпция согласия на посмертное донорство. Я не возражаю, если после моей смерти я помогу людям. К счастью, все эти страсти и мифы про органы, которые после нашей смерти забирают на продажу и так далее, уже не действуют на людей. Многие знают, что существует трансплантация, что существует посмертное и прижизненное донорство. И наши сограждане, как известно и к счастью, откликаются на ситуацию, у нас в детском отделении родственники становятся донорами для своего ребенка запросто и без вопросов. Я считаю, что ментальный и юридический аспекты в области донорства решены, но нужно тиражировать это, а с тиражированием у нас определенные проблемы.

Нам еще некоторое время назад в институте этого не преподавали, сейчас уже меняется система образования.

То есть все упирается в недостаток образования?

И да, и нет. Но и этот вопрос решаем. Наш центр выполняет более четверти трансплантаций на территории России, поэтому мы имеем возможность обучать и приглашаем коллег из регионов, чтобы они посмотрели на нашу работу, переняли опыт. Потому что где еще можно увидеть столько трансплантаций разных органов и у детей, и у взрослых? Только у нас! И обучать — это наша миссия. К нам иностранные врачи тоже приезжают учиться.

Сейчас в медицине мы наблюдаем стремительное развитие технологий с использованием искусственного интеллекта, актуально ли это для трансплантологов?

Давайте уточним, искусственный интеллект — понятие довольно расплывчатое и затасканное, а это фактически возможность правильного расчета больших данных. Он давно уже существует и применяется, но до сих пор ведутся споры о том, когда его применять и по какому вопросу, иначе он может решать нашу судьбу, а не хотелось бы. Так что, как мы будем использовать его великолепные возможности, зависит от человека.

Роботы уже могут проводить некоторые операции.

Вообще, роботическая хирургия, как бы мы ни были консервативны, это очень интересная опция. Робот, будучи снабжен искусственным интеллектом, создает хорошую видимость участка, где происходит операция, и дозирует усилия, то есть фактически служит продолжением руки хирурга. Но пока его применение достаточно ограничено. Например, урологи и гинекологи к роботам очень хорошо относятся.

Но и в трансплантации были случаи применения роботов. В Краснодаре была сделана трансплантация почки с помощью робота. Правда, сделать это руками куда легче, быстрее и надежнее.

У вас были периоды, когда вам казалось, что наступило эмоциональное выгорание и хотелось остановиться хотя бы на время?

Я родился в середине прошлого века, у меня соответствующие воспитание и навык общения — я привык ориентироваться на людей моего возраста и более старших, а нам слово «выгорание» незнакомо. Ну, устал человек. Я каждый день устаю. Если выгорание, значит, сгорел? И больше не хочет работать? Я этого не понимаю, моя ответственность в работе, наоборот, дает мне энергию.

Многие выгорают из-за того, что не могут найти дело своей жизни, находятся в поиске.  Вам это удалось. Как почувствовать, что это твое предназначение?

Пробовать надо, может, получится. Если человек получил хорошее образование и воспитание, у него нормальное ощущение себя в качестве полезного для общества человека. Когда нужно что-то делать — надо делать, причем делать хорошо. Если вы понимаете, что здесь от вас обществу будет польза, делайте.

А что вас мотивирует в работе прежде всего?

Ответственность. Я должен соответствовать. Когда не соответствуешь, обидно становится.

Кому вы хотите соответствовать?

Тем задачам и тому доверию, которое на меня возложено на данный момент. Возможно, через сколько-то лет на мне не будет столько ответственности, и я должен буду соответствовать только сам себе.

Над чем вы сейчас работаете, какие вызовы вы перед собой ставите?

Многие научные учреждения ставят перед собой задачу создания искусственных тканей и искусственных органов, точнее биоискуственных, потому что это биологический материал, но искусственно созданные условия для существования клеток. Не могу сказать, что мы сильно в этом продвинулись, и еще много лет мы будем нуждаться в традиционном донорстве. Но работы ведутся очень активно. Сейчас мы добились того, что у нас имеются выращенные ткани поджелудочной железы. Если говорить о необходимости тех или иных тканей, то ткани поджелудочной железы наиболее целесообразны, если такую культуру пересадить в организм человека, это поможет в лечении диабета. Что касается остальных видов тканей, в частности миокарда, тканей печени, пока это находится на более ранней стадии эксперимента. Стоит вопрос о создании сосудов малого диаметра: если для сосудов крупного диаметра протезы есть, то для мелкого — технологии нет, мы над ней работаем, получается.

Вы верите в успех ксенотрансплантации? Уже есть случаи пересадки человеку органов от свиньи.

Это направление, по-видимому, нам тоже придется развивать. Надо понять, в какой степени мы можем эффективно использовать ресурс животных. Огромные деньги, которые надо затратить на программу выращивания этой генномодифицированной свиньи, не должны быть потрачены зря. Пока наши зарубежные коллеги, которые пересаживали сердце свиньи человеку, не могут справиться с определенными инфекциями, присущими животным. Оба пациента с пересаженными свиными сердцами умерли от цитомегаловируса свиньи. Недавно там же в Массачусетсе 62-летнему мужчине пересадили почку от свиньи, и он, не прожив двух месяцев, к сожалению, умер. Так что применять ксенотрансплантацию у человека пока явно рано, опасно. А вот экспериментальные работы с использованием разных видов животных должны проводиться.

Каких операций больше всего делают специалисты Центра им. Шумакова?

В нашем Центре выполняется почти треть всех трансплантаций по стране: 360 — почек, 220 — печени, а еще легкие. Трансплантация сердца — отдельная песня. Мы действующие чемпионы мира по трансплантации сердца — 252 операции провели в прошлом году (!). Это почти каждый день с небольшим перерывом.

Бывают операции, когда пересаживаются и почка, и печень, как взрослым, так и детям, или печень и сердце, или комплекс сердце – легкие.

А вы сами, занимая руководящую должность, операции проводите?

Да, на мне много административных нагрузок, и я сейчас оперирую реже — у меня много талантливых последователей. Конечно, я провожу операции, в основном, пересаживаю печень детям. Иногда делаю трансплантацию легких.

Какая у вас профессиональная мечта?

Если говорить о той роли, которое играет наше учреждение в прогрессе российского здравоохранения, то, конечно, хотелось бы как можно больше расширить возможности трансплантации. И у нас прогресс ощутим: если мы раньше из года в год наращивали по 200–250 трансплантаций в стране, то в 2023 году сделали уже на 500 трансплантаций больше, чем в 2022, — всего 3057 трансплантаций по всей стране. Рекорд за все время существования отечественной трансплантологии!

Это настраивает людей на то, что у нас есть возможность сделать им операцию доступно, бесплатно и хорошо. Мне важно, чтобы меня окружали единомышленники, которые понимают, как важно давать людям шанс на качественно другую жизнь.

Я хочу, чтобы люди увидели: если правильно воспользоваться полученным шансом, ты существенно улучшишь качество жизни. Недавно человек с пересаженным сердцем взобрался на гору Бештау. Ко мне на днях приезжала пациентка, которой я, когда ей было 12, пересадил печень от мамы. Прошло 25 лет, она выросла, окончила институт, стала специалистом по языкам, вышла замуж и родила ребенка, и на протяжении этих лет регулярно ко мне приезжает.

Мы вместе с пациентской организацией «Нефро-Лига» организуем спортивные соревнования для команд из разных городов, в этом году в августе состоятся уже Третьи Всероссийские ТрансплантИгры — пациенты с пересаженными органами показывают спортивные успехи!

Интервью: Ирина Добрецова